В течение 20-го века большинство населения планеты переселилось в города, вырос уровень благосостояния людей. Широкое распространение получила грамотность, научно-техническая революция дала огромное количество вещей, упрощающих жизнь человеку — от зажигалки и авторучки до самолетов и сотовых телефонов. Более перед человеком не стоит проблема выживания, и потому на повестке дня среднестатистического гражданина на первом месте совсем не «что я буду сегодня есть и буду ли есть вообще», а «вот как бы себе новую «тойоту» замутить». Самое ужасное, что ожидает горожанина в наши дни — это депрессия, стресс или пресловутая игромания. Но среди этой благодати находятся люди, которые всерьез озабочены вопросами выживания. Они делают запасы гречки и тушенки, запасаются керосином и патронами и закупают теплую одежду. В общем, совершенно не желают мыслить позитивно и смотреть в будущее с оптимизмом. Отчего же так?

Откуда столько негатива?

«Сурвивализм» (от английского — survival — выживание) нельзя назвать субкультурой в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово. В отличие от панков или готов там не существует единого этикета одежды и поведения. Если «сурвивальщики» и собираются в группы — то только на время или для того, чтобы набраться опыта и завязать знакомства, которые пригодятся «в случае чего», но никогда ради просто «потусоваться». Кстати, в развитых капстранах «сурвивализм» всегда существовал в том или ином виде — взять хоть тех же «минут-менов» (американские гражданские добровольцы, с 1950-х годов готовятся к ядерной войне и апокалипсису). Но сказать когда это началось в России довольно сложно. Можно только сказать, когда это приобрело популярность — в 2007-м году, с началом публикаций сетевого автора Беркема о том, как следует вести себя, в случае если в городе случились гражданские беспорядки или катастрофа локального масштаба. Заметки стали очень популярны, ибо написаны были хорошо и со знанием дела.

Паникёр vulgaris

    Вот разговор с одним томским «выживальщиком», который просил не разглашать своё имя. Скажем лишь, что он студент ТПУ.

    — Расскажи, почему ты резко озаботился вопросом выживания?

    — Помню как в 2005-м году прочитал про последствия урагана «Катрина» в Новом Орлеане, США. Тогда 80 % города оказалось под водой, обрубилось электричество, а власть проявила полную некомпетентность, и в городе начался хаос. Люди начали грабить и убивать друг друга, пользуясь тем, что вокруг была полная безнаказанность. Для того чтобы навести хоть какой-то порядок, в город пришлось вводить войска. Я тогда понял, сколько ужасного таится в людях, и что меня отделяет от этого только пока еще существующие бытовые удобства.

    — Ну, может быть, стоит больше верить в людей, не все ведь монстры.

    — Мародёрами и беспредельщиками всегда становились простые обыватели, соседи, знакомые... Люди готовы на невероятные зверства, чтобы просто выжить. Закон джунглей. И если даже в благополучных США произошло такое, то у нас можно ожидать еще более худшего.

    — Откуда такая уверенность?

    — Бытие определяет сознание, и наше бытие неплохо заметно на улицах: кризис, безработица, граждане исправно ненавидят друг друга. А для того чтобы начался ад, достаточно обрушения инфраструктуры, коммунального хозяйства. И это не моя паранойя —состояние этих сфер известно всем. Страшно всё это, хочется себя обезопасить хоть в какой-то мере.

    — И как ты готовишься к возможным катаклизмам?

    — Закупаю консервы, крупы, соль, сахар. Также различные предметы первой необходимости. Надо еще немного лекарствами запастись — сам понимаешь, возможна ситуация, когда в аптеку просто так не сбегаешь. Будь у меня побольше материальных ценностей — уже менял бы на золото, оно всегда в цене. С друзьями, разделяющими мои «паникерские» взгляды собираемся раз в месяц на природе, берем с собой только самое необходимое, расставляем палатки, живем так день-два. Это закаляет, готовит к возможным трудностям.

    — Оружие у тебя есть?

    — Только пневматический пистолет. Нормальный «выживальщик» — он не игрок в «Сталкера». В реальной жизни при смелом рейде на пищеблок в девяти случаях из десяти можно нарваться на реальную пулю. А нормальный человек в случае коллапса системы не будет сидеть на тонущем обломке, он уедет подальше и будет тихо есть свои запасы, никому не мешая. 

    — Как окружающие относятся к твоему …хобби?

    — Ну, это не хобби, а неприятная необходимость. Относятся по-разному. Мне как-то все равно, ведь если терпят длинноволосых «эльфов», которые бегают по лесу с деревянным мечом и кастрюлей на голове — что можно предъявить мне? Тем более, что никому не мешаю и никого не убеждаю.

    — Думаешь, тебе помогут все вышеперечисленные меры в случае чего?

    — Кто предупреждён — тот вооружён.

Метод Кошастого

    В 2007-м году Виктор Сергиенко под ником «Кошастый» начал выкладывать материалы о том, как пере-ехал жить на хутор вместе с семьей. Свои основные цели он определил так: «Главная и первейшая цель — достичь максимальной автономности в основных аспектах жизнеобеспечения, к которым относится в первую очередь питание и жилье. Вторая цель — достичь максимальной автономности по всем остальным сторонам жизнеобеспечения, к которым отнесем воспроизводство элементов материальной культуры. Третья цель — достичь максимального качества жизни, к сторонам которого относятся физическое и психологическое здоровье, полноценное питание, здоровая окружающая среда, наличие достаточного количества свободного времени для отдыха, творческая самореализация и т.д.». Материалы Кошастого интересны сами по себе, даже в отрыве от «сурвивализма», так как там полно практических советов по сельскому хозяйству и жизни на природе вообще.

ДИАГНОЗ
Анна Варга, кандидат психологических наук:

    — В России существует специальный вариант «героического» мифа — это миф о «Выживальщиках». Выживание в трудных условиях — национальный навык и настоятельная необходимость. Пока жизнь в России была одинаково трудной для подавляющего большинства населения, навыки выживания не составляли основы мифа, они были просто жизненно важны. В эпоху застоя знаком успешного выживания были еда и вещи, несколько более хорошие, чем у большинства. Ценилось умение приготовить из ничего что-то, сшить, связать. Купить что-то дефицитное. Знаки жизненного успеха были просты и иногда достижимы. Понятно, что в этом относительно стабильном мире нашлось место и для детских неврозов и для семейных дисфункций. Психотерапевты не сидели без работы. В начале 1990-х еда пропала из магазинов, на короткое время ввели карточки. Немедленно произошла оптимизация семейной жизни в дисфункциональных семьях. Неважно, что ребенок плохо учится, зато его можно было поставить в очередь, на него можно купить дополнительные полкило сыра. Многие дети с радостью стали помогать своим родителям. Заслужить любовь и благодарность таким образом было проще, чем пятерками в школе. Их семейный статус сразу вырос, исчезли конфликты. Возникло много спонтанных ремиссий, к психотерапевтам стали обращаться реже.

    Самый сильный признак дисфункционального «выживальщика» — это развитие депрессии обычно у главного кормильца на пике успеха. Мечта «выживальщика» — «Вот бы все потерять и начать сначала». В то же время страх неудачи, нехватки сил на успешную вторую попытку заставляет «выживальщика» вопреки этой мечте сохранять бизнес, не рисковать деньгами, переселять семью в безопасную заграницу, но самому жить мучительной жизнью героя. Понятно, что неизбежные в такой ситуации семейные конфликты не могут изменить миф, а лишь упрочивают его, добавляя необходимые для аутентичного существования «выживальщика» трудности и мучения.